— Борис Викторович, не так давно мы видели принадлежащие вам работы на выставке в «Мистецькому Арсеналі». Экспозиция получилась очень интересной, однако она не давала представления о самих коллекционерах, не выявляла, если можно так выразиться, индивидуальный профиль каждого собрания.
— Но организаторы и не ставили перед собой такой цели. В данном случае экспозиция строилась по музейному принципу и её задача — представить искусство определённого периода в определённой последовательности, а не частных коллекционеров. Хотя, скажем, в американских музеях, в том же Метрополитен, используется другая модель и там каждому коллекционеру выделяется какое‑то количество квадратных метров. То есть всё зависит от модели, по которой выстроена музейная или выставочная экспозиция, и от того, какую идею хотел воплотить в ней куратор.
— Кураторы «Арсенала», очевидно, стремились максимально полно показать современное украинское искусство, вписывая художников в соответствующий контекст…
— Насчёт полноты экспозиции можно поспорить. Да, она демонстрирует украинскую живопись, но не украинское современное искусство в целом. Фактически не представлена фотография, хотя некоторые периоды, регионы и города, как мой родной Харьков, должны были быть представлены фотографией. Точно так же мы не увидели инсталляций и видеоарта, а ведь это было и у Гнилицкого, и у Сидоренко, и у многих других. А ещё есть такая вещь, как перформанс, который вообще никак не «коллекционируется», хотя тоже является одной из форм современного искусства. Разумеется, очень трудно в рамках одной выставки представить сегодняшнее искусство во всём его многообразии, но если бы в Украине создали специальный музей и, предположим, выделили бы мне там 50 квадратных метров, я смог бы приобретать для экспозиции какие‑то интересные инсталляции, показывать видеофильмы или спектакли, правами на которые обладаю.
Думаю, что наличие такой площадки подняло бы коллекционирование современного искусства на качественно новый уровень и позволило бы сохранить то, что в ином случае будет безвозвратно утеряно. Вероятно, многие коллекционеры согласятся со мной, ведь все они заинтересованы в том, чтобы наше искусство развивалось, чтобы художники имели возможность воплощать свои идеи и чтобы существовало такое место, где можно будет показать не только живопись и станковую скульптуру, но и работы, требующие больших пространств и дополнительных технических средств, проекты, включающие видеоарт, музыку, театральное действо. Государство вряд ли справится с такой сложной задачей, как собирание современного искусства, потому что оно — плохой собственник и нищий собственник, не способный покупать. Но с помощью коллекционеров эта проблема может быть решена, ведь многие из них хотят показывать свои собрания широкой публике, вводить их в научный контекст, обсуждать с коллегами и специалистами.
— Публичное коллекционирование требует сейчас других ресурсов и, соответственно, других взаимоотношений с обществом и государством…
— Безусловно, причём хорошо было бы закрепить эти отношения на законодательном уровне… Но вернёмся к нашему разговору. Я, к примеру, никогда не собирался и вряд ли соберусь делать свой личный музей, хотя вполне мог бы включиться в совместный проект. Так поступали киевские меценаты конца XIX — начала ХХ века, построившие в складчину общедоступный Городской музей и подарившие ему часть своих коллекций. Параллельно они строили свои собственные дома, которые впоследствии перерастали в музеи. При нынешней цене на землю в Киеве сделать нечто подобное возможно только в случае предоставления государством каких‑то преференций на покупку участка или аренду подходящих объектов. Выбор тут достаточно велик, поскольку под музей современного искусства можно приспособить всё что угодно: полуразрушенные корпуса ВДНХ, складские помещения киностудии Довженко, здания, в которых в этом году проходила
киевская биеннале…
— На самом деле я бы не ограничивалась современным искусством, ведь можно делать выставочные проекты, включающие и классическую живопись, и культурно-исторические артефакты.
— Можно, но начинать, как мне кажется, нужно именно с музея современного искусства. Государство уже упустило время, когда были живы Голосий, Гнилицкий, когда можно было приобрести ранние работы Савадова… В течение 25, даже 30 лет оно не делало никаких закупок и лишилось множества ценнейших работ, фактически — целого периода в истории украинского искусства, который теперь приходится восстанавливать по крупицам. Возможно, следует создать специальные фонды, которые помогали бы находить и выкупать для музеев такие вещи, возвращать их из‑за границы на родину. Потому что всё это — неотъемлемая часть нашей культуры, встроенной в культуру мировую. То, что было продемонстрировано в «Арсенале», — лишь крохи, но и они позволяют понять, насколько интересно и разнообразно искусство последних десятилетий. Безусловно, оно достойно быть представленным в музее — в Национальном художественном, в музее частных коллекций, если такой будет создан, или музее современного искусства, о котором мечтаю я. Уверен, что коллекционеры поддержат любую идею, ведь все они — патриоты Украины, которым отнюдь небезразлична судьба культурного наследия страны. И не стоит ждать, что государство выступит с подобной инициативой — главное, чтобы оно не мешало. Ну, а если поучаствует представлением тех льгот, о которых мы говорили, будет ещё лучше.
— Мне кажется, что коллекционеры — это и есть элита нашего общества. Потому что они — самодостаточные, социально активные люди. А создание музея частных коллекций даст возможность продемонстрировать основы и культурной политики, которой у нас просто нет, и национальной идеи, и национальной самоидентификации. То есть тот гуманитарный комплекс, на который существует запрос общества и который государством никак не удовлетворяется.
— Согласен с вами. Однако в связи с музеем частных коллекций стоит прояснить ещё один важный момент: что именно подразумевается под таким музеем, и на каких условиях там будут находиться принадлежащие нам вещи. Если, скажем, он разместится в «Арсенале», не станет ли государство претендовать на роль собственника, поскольку владеет самим зданием? На мой взгляд, речь может идти только о передаче на временное хранение и экспонирование.
— Безусловно. Предполагается исключительно экспонирование произведений из частных коллекций, реализация совместных выставочных, исследовательских, образовательных проектов… То есть создание такого музея ни в коем случае не может стать инструментом национализации.
— Представим другой вариант — появляется, например, какой‑то человек и говорит: «Хорошо, господа. Я строю здание и запускаю вас туда…» Что тогда?
— Тогда нужно увлечь его коллекционированием и дать почувствовать себя меценатом. Ну, а если серьёзно, то какая форма организации нового музея кажется вам наиболее приемлемой?
— Думаю, что это должно быть акционерное общество.
— В эти дни я встречалась с несколькими коллекционерами. Некоторые отказались от интервью, мотивируя это тем, что интересуются лишь современным искусством, а «Антиквар», мол, не имеет к нему ни малейшего отношения… Но тот, кто видел и читал наш журнал, знает, что, говоря о старине, мы стараемся разглядеть в ней истоки современности. Миссия «Антиквара» — «диалог с вечностью», и мы ощущаем себя посредниками, которые помогают коллекционерам и художникам вести этот самый диалог.
— А в данном проекте вы помогаете государству и украинцам как нации сберечь своё богатство, не лишиться того, что ещё можно сохранить. Мы теряем Крым и кричим об этом, теряем Донбасс и плачем об этом. И авторские повторения, которые мы видели на выставке в «Арсенале», это тоже своего рода плач по утерянному. Они замечательны, интересны, но кто знает, «живы» ли те, первые работы? Или они уже канули в лету? А ведь с тех пор, как они были созданы, прошли не столетия, а каких‑то 20–30 лет. Да и сама выставка в «Арсенале» успела стать историей, так что все её участники — уже потенциальные герои вашего журнала.
Беседовала Анна Шерман
