26 января в Доме «Мастер Класс» (ул. Б. Хмельницкого, 57) состоится презентация музыкальной антологии «Киевский авангард 1960-х. Школа Бориса Лятошинского», изданной в декабре 2017 года при поддержке Министерства культуры Украины. В антологию вошли важнейшие фортепианные произведения, созданные молодыми в то время композиторами Л. Грабовским, В. Годзяцким, В. Сильвестровым, Е. Станковичем, П. Соловкиным, С. Крутиковым, В. Загорцевым…
Об этапах осуществления этого авторского проекта, ставшего одной из первых попыток системного подхода к репрезентации украинского музыкального модерна второй половины ХХ века, мы говорим с его инициатором и продюсером, пианистом Евгением Громовым.
— Вы достаточно давно занимаетесь популяризацией современной музыки: больше десяти лет назад провели цикл творческих мастерских «Киевский авангард 1960-х», в 2009-м выступили с концертами в рамках большого проекта «Искусство андеграунда и нонконформизма», организованного Киевским музеем русского искусства…
— На самом деле проектов и концертных программ, связанных с отечественным и зарубежным авангардом, у меня было гораздо больше. Целенаправленно я стал заниматься исполнением этой музыки примерно с начала 90-х годов. По крайней мере, к моменту близкого знакомства с Валентином Сильвестровым — а оно произошло осенью 96-го — я уже многое сыграл на концертных площадках Киева, но ещё не общался с авторами напрямую. Так что в середине 90-х всё и началось. С тех пор я регулярно — с большей или меньшей частотой — осуществлял самые разнообразные проекты, которые в равной степени были как исполнительскими, так и исследовательскими, а в известной степени и просветительскими. Об одном из них — цикле лекций в Национальной музыкальной академии имени Чайковского — вы как раз и упомянули. Благодаря таким лекциям-концертам, многие вещи стали для широкой публики настоящим открытием, поскольку музыка, которую я играл и о которой рассказывал, в прежние времена не исполнялась, не изучалась, не звучала по радио, не записывалась на пластинки и диски. То есть какие-то имена, может, и были на слуху, но сочинения этих авторов были известны лишь узкому кругу их друзей. С тех пор, впрочем, немногое изменилось. Говорить о том, что украинская авангардная музыка вошла в культурный обиход хотя бы столицы — очень и очень преждевременно.
— Вы проводили свои лекции только в Киеве?
— Нет. Я выезжал и в другие города Украины, играл за границей. Ровно 20 лет назад, в январе 1998-го, сделал первую запись — для американского продюсера Вирко Балея. Его вклад в развитие и популяризацию современной украинской музыки — и здесь, и за рубежом — трудно переоценить.
— Какая у него была мотивация?
— Вирко по происхождению украинец. Он родился в 1938 году в Галиции, но потом его родители эмигрировали и в 1949-м поселились в США. Учиться музыке он начал в Германии, в лагере для перемещённых лиц, позже окончил консерваторию в Лос-Анджелесе. В Америке Вирко хорошо известен как пианист, композитор и дирижёр, исполняющий, в том числе, и украинскую музыку. Но он не хотел терять связь со своей родиной, и ему была небезразлична судьба талантливых коллег-сверстников, в которых он видел подлинных реформаторов украинской академической музыки, но которые были обречены советской системой на непонимание и непризнание. Для него всегда было очень важно поддержать этих людей. Он это делал раньше и делает по сей день.
— Вирко Балей приезжал когда-нибудь в Украину?
— Неоднократно. В первый раз в 1974 году — не самый благоприятный период для творческих контактов. Но его, как человека, кровно заинтересованного в развитии современной украинской музыки, это не остановило. Он встречался здесь с молодыми композиторами, с дирижёром Игорем Блажковым, обсуждал с ними возможность продвижения этой музыки за рубежом…
Помимо дисков в антологию вошёл довольно содержательный буклет, где помещены фрагмент дневника Балея времён его первого приезда в Украину, комментарии самих композиторов и, конечно, музыковедов, которых я считаю подлинными знатоками этого периода и которые в своё время оказали существенное влияние на меня как музыканта именно в данном контексте.
Материалы для этого издания приходилось собирать буквально по крупицам. Выяснялось, к примеру, что у некоторых композиторов не осталось рукописей их ранних сочинений, но, к счастью, ноты сохранились за границей. Об этих перипетиях можно писать книгу, потому что у каждого произведения своя история и своя судьба…
В антологию вошли работы учеников Бориса Николаевича Лятошинского — одного из основоположников модернистского направления в украинской музыке. К сожалению, его собственные сочинения — за редкими исключениями — знают так же мало, как и произведения его младших коллег. Исполняют их довольно редко и не всегда на должном уровне — вероятно, из-за их чрезвычайной сложности. Безусловно, это проблема…
Когда в начале 90-х я всерьёз заинтересовался модернистской музыкой и стал получать ноты, партитуры, редкие архивные записи наших авторов, то в какой-то момент осознал, что это произведения мирового уровня. Чего, например, нельзя сказать о музыке Лысенко, хотя он и жил в другое время… А вот «школа Лятошинского», как и сам Лятошинский, находятся на пике развития мировой музыкальной культуры! Меня это по-настоящему потрясло и вдохновило. Я начал копать вширь и вглубь, общаться с авторами, наводить мосты за рубежом. Была проделана колоссальная собирательская и исследовательская работа, поэтому это издание действительно уникально.
— Каков его объём?
— Четыре диска — а это в общей сложности пять часов звучания — и 24-страничный буклет формата DVD. Текст там практически научный, предназначенный не столько для широкой публики, сколько для профессионалов. Надеемся, что издание заинтересует и зарубежную аудиторию. Ведь Украина до сих пор остаётся терра инкогнита, но антология даёт возможность осознать, что на этой «непознанной земле» создавалось высокое искусство и что уже в 60–70-е годы, благодаря усилиям нескольких молодых людей, была разорвана цепь изоляционизма, преодолён невыносимый официозный провинциализм, и национальное музыкальное искусство, наконец, оказалось вписанным в общемировой контекст.
— Речь идёт именно об украинском феномене? Или о некой общей тенденции в советской музыке — аналогичной той, что столь ярко проявилась в живописи, скульптуре, поэзии, кино?
— В союзных республиках работало немало молодых талантливых композиторов, и все они с огромным интересом и симпатией относились друг к другу. Это Галина Уствольская, Андрей Волконский, Алемдар Караманов, Николай Каретников, Эдисон Денисов, София Губайдулина, Альфред Шнитке, Гия Канчели, Арво Пярт, Тигран Мансурян, Авет Тертерян, Освальдас Балакаускас, который, к слову, тоже был учеником Лятошинского (он, можно сказать, вообще наполовину наш), Александр Кнайфель… То есть имеется в виду когорта единомышленников, общавшихся на свой страх и риск с выдающимися музыкантами Запада. Но это был чистой воды андеграунд со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Ну, раз существовал андеграунд, значит, была и какая-то андеграундная жизнь?
— Конечно! И довольно насыщенная. Но она была спрятана от чужих глаз и чужих ушей, поскольку всё это запрещалось и преследовалось — как негласно, так и официально, а порой и уголовно. Тем более здесь, в Украине. Травля и последовавшие за ней аресты Стуса, Свитлычного, Сверстюка, Параджанова, исключение из Союза композиторов Сильвестрова и Годзяцкого, фактический запрет на профессию дирижёру Блажкову и музыковеду Мокреевой, самоубийство Соловкина — звенья одной цепи. Самое печальное, что некоторым авторам так и не удалось полностью раскрыть и развить свой талант — даже тем, которые представлены в моей антологии. Наиболее счастливая профессиональная судьба ожидала Валентина Сильвестрова: от американского фонда Кусевицкого он получил заказ на свою Третью симфонию («Эсхатофонию»), а главное — неофициальное признание, прежде всего, международное… Для меня же с самого начала был очевиден тот факт, что в те годы появилась не одна звезда, а целая плеяда ярчайших композиторских индивидуальностей. Поэтому так важно было представить их всех.
По большому счёту, для себя эту задачу я решил много лет назад и не понимаю, почему организации, которые должны были бы заниматься этим в первую голову, не сделали в этом плане практически ничего… Такое впечатление, что государство не видело, не видит и не хочет видеть тех сокровищ, которые чуть ли не рассыпаны у нас под ногами. Похоже, поддерживать статус аграрной страны гораздо проще и приятнее. Вот это ощущение жуткого провинциализма в сочетании с не имеющим оснований самодовольством всегда бесило и сводило меня с ума. В конце концов, за державу стало обидно, и я решил, не дожидаясь у моря погоды, в меру собственных скромных сил и таланта сделать что-то сам, чтобы хоть попытаться изменить ситуацию к лучшему.
— И всё-таки вам помогло Министерство культуры. Расскажите об опыте взаимодействия с государственной структурой.
— В этом смысле всё произошло спонтанно и неожиданно. В связи с юбилеем Сильвестрова я подготовил цикл концертных программ и накануне очередного выступления дал интервью киевскому музыковеду Любови Морозовой. Она-то и поведала мне о том, что Министерство объявило о конкурсе на получение грантов для авторских проектов, в том числе аудиовизуальных. Я сказал, что всё, что мог, уже сделал, но Любовь настаивала на том, что нельзя упускать хороший шанс. Сроки, правда, сильно поджимали. К счастью, Дом «Мастер Класс» и куратор Ирина Плехова помогли мне оперативно оформить заявку и взяли на себя всю организационную часть реализации проекта, за что я им искренне признателен. Не скрою, что я был немало удивлён, узнав, что Министерство утвердило мой проект, хотя финансирование оказалось более чем скромным.
— Вам нужно было делать студийные записи?
— Записи у меня были, но требовалось переслушать их, отобрать, сделать мастеринг, привести всё это, так сказать, к новому тождеству — в общем, масса всего. Замечу попутно, что на дисках есть и несколько концертных записей, которые не отличаются от студийных по качеству, а также исторических эксклюзивных записей из архива композитора Годзяцкого. Но суть не в этом. Министерство-то поддержало проект, но на самом деле за всем этим стоит колоссальное количество людей, моих давних друзей-единомышленников, которые помогали и со звукозаписью, и с переводами, и с вычиткой текстов, и с дизайном… А самое главное, что теперь эти пять часов музыки наконец-то «проявятся», станут доступными как широкой публике, так и специалистам, войдут в слушательский и научный обиход.
— Где можно будет приобрести антологию?
— Поскольку это некоммерческое издание, оно будет не продаваться, а распространяться — по библиотекам, фондам, центрам культуры, специализированным учебным заведениям — и в Украине, и за рубежом. Я непременно отнесу диски на радио, чтобы эта музыка зазвучала в эфире, использовалась в передачах о композиторах-шестидесятниках. И очень важно, чтобы издание попало к тем людям, которые в своё время помогли молодым украинским композиторам, творцам новой авангардной музыки, произведения которых представлены в моей антологии. Все они были вовлечены в этот важнейший, необыкновенно увлекательный и полный драматизма процесс… Уверен, что для них станет большим счастьем услышать музыку, создание которой они всеми силами поддерживали.
И, разумеется, это будет событием для самих композиторов. Трудно поверить, но до сих пор нет ни одного диска с произведениями Виталия Годзяцкого, а ведь в прошлом году ему исполнилось 80 лет! В честь этого юбилея я выступил с сольным концертом из его фортепьянных сочинений (в сотрудничестве с концертным агентством «Ухо»). Очень хочу, чтобы хотя бы теперь Виталий Алексеевич подержал такой диск в своих руках. Лучше поздно, чем никогда! У Леонида Грабовского единственный CD был выпущен 16 лет тому назад в США. Я уже не говорю о Загорцеве или Крутикове… Каждый из них — яркая индивидуальность и яркая судьба, но когда эти индивидуальности и судьбы соединяются под обложкой одного издания, становится очевидным тó, что их объединяет — преемственность, идущая от их учителя. Именно поэтому мы и можем говорить о таком явлении, как школа Бориса Лятошинского.
Беседовала Анна Шерман
