Метаморфозы украинского нефигуратива

В галерее «ТриптихАрт» Алексей Литвиненко показал работы последнего десятилетия

13.02.2012

В галерее «ТриптихАрт» Алексей Литвиненко показал работы последнего десятилетия


Мир травы 1. 2011. Х.,м. 70х90 см.

Алексей Литвиненко принадлежит к той группе художников, которые в начале 1990-х предприняли попытку наверстать упущенные украинским искусством в 1940-х – 1950-х гг. несколько этапов эволюции нефигуративной живописи. Переосмысление наследия американского абстрактного экспрессионизма и европейской лирической абстракции в сочетании с пафосом создания нового национального искусства и интеграции его в мировой художественный контекст оказалось весьма продуктивным. Дилеры и кураторы получили материал, который можно было продвигать как эксклюзивный, противопоставляя эмоциональность или метафизичность украинского нефигуратива царящей вокруг постмодернистской иронии, а страна – ряд имен, без которых теперь невозможно представить ни одну серьезную коллекцию современной живописи.

Интерес к этому искусству, проявленный в середине 1990-х отдельными европейскими галереями и маргинальными арт-фестивалями, даже позволил некоторым горячим головам лелеять планы относительно организации в Киеве биеннале абстрактной живописи. Однако меценатов для подобного проекта тогда не нашлось, а страна, вместо того, чтобы двигаться в Европу, погрязла в коррупционных и политических скандалах. Вполне закономерно иссяк и тот мощный творческий заряд, который питал нефигуративную живопись первых лет независимости. Кто-то из представителей этого направления начал параллельно заниматься инсталляциями, ленд-артом, видео (их версия лирической абстракции по сути оказалась постмодернистской аппроприацией), кто-то вернулся к предметности, хотя и совершенно иного характера.

Произведения Алексея Литвиненко, показанные им на выставке в «ТриптихАрте», – свидетельство таких трансформаций. Шестиметровое красно-черное полотно «Время воды», написанное в 2001 г.,, на первый взгляд, отсылает к практике больших форматов, типичной для абстрактного экспрессионизма. Однако вещь эта по ритму и фактуре намного более сдержанная и гармоничная. Это скорее визуализированная философская медитация, чем экспрессивная фиксация спонтанных ощущений и эмоций.

Но если в работах этого периода натурный мотив, послуживший толчком для живописных «медитаций», можно только угадывать или домысливать, то в последние годы художник отказывается от столь сложной кодификации. Трава у него выглядит травой, лягушки – лягушками, а кувшинки – кувшинками. Однако, наивным и бесхитростным пленэризмом здесь и не пахнет. Возьмем хотя бы частое использование «макроскопической» точки зрения, позволяющее Литвиненко опять-таки выходить на уровень натурфилософских медитаций. Или обращение к таким редким в «большой» европейской живописи «персонажам», как лягушки. В 20-м веке их, к примеру, охотно писал великий китаец Ци Бай-ши. Это уже совсем другая традиция, хотя и не чуждая западному модернизму. Как это ни банально звучит, но получается своеобразное возвращение к истокам, минуя интерпретаторов-посредников. Или постмодернистская игра в возвращение?


Святослав Яринич, “Антиквар”