Катерина Кричевская-Росандич: «Називайте мене Катруся»

Материал из журнала «Антиквар» №97: “Искусство Киева от оттепели до перестройки”

Лето 2015‑го. Маунтейн-Вью, Калифорния. Я в гостях у Катерины Кричевской-Росандич — талантливой художницы и хранительницы наследия династии Кричевских. На три с половиной дня с головой погружаюсь в историю этой выдающейся семьи. В окружении портретов и пейзажей кисти Кричевских, реликвий и фотографий слушаю, записываю, уточняю… «Називайте мене Катруся, я так звикла», — озаряет меня неподражаемой улыбкой художница, и я вижу перед собой весёлую и смелую девчонку, которую ждёт удивительная судьба… Второго сентября Катерине Васильевне Кричевской-Росандич исполняется 90 лет.

Катерина Кричевская-Росандич (род. 1926, Киев) — украинская и американская художница, почётная гражданка США, заслуженный деятель искусств Украины, почётный профессор Национальной академии изобразительного искусства и архитектуры Украины.

Училась в Киевской художественной средней школе им. Т. Г. Шевченко, Пражской ху­до­жест­вен­но-промышленной школе, Гейдельбергском университете. С 1949 г. проживает в Калифорнии.

Произведения художницы — преимущественно акварельные пейзажи — экспонировались более чем на 50 персональных выставках в США, Канаде, Украине; они представлены в Национальном художественном музее Украины, Музее украинской диаспоры, Львовской картинной галерее, Шевченковском заповеднике в Каневе, музейных собраниях США и Канады.

К. Кричевская-Росандич — автор книги «Мої спогади» (К.: «Родовід», 2006) и альбома «Vasyl V. Krychevsky and Kateryna Krychevsky-Ro­san­dich», изданного в 2014 г. в Нью-Джерси..

С детства Катрусю Кричевскую окружали таинственные и красивые предметы. Старинный сундук, инкрустированный перламутром и слоновой костью, в котором её родители — Василий и Елена Кричевские 1 — хранили художественные принадлежности. Два китайских кресла, где было так уютно сидеть с пухлым альбомом Брема. Книги по искусству и детские сказки с рисунками друга семьи Бориса Крюкова 2. И, конечно, картины, которых было очень много в их киевской квартире на улице Мельника, 5 (нынешней Мельникова). В детской висела небольшая акварель с изображением голубоглазой незнакомки — работа её двоюродного деда Фёдора Кричевского 3. Напротив — две старинные французские гравюры в роскошном обрамлении. В родительской спальне, где стояла печка с голландскими изразцами, — этюды, написанные папой и мамой, пейзажи кисти родного деда Василия Григорьевича 4, работы друзей семьи. Запомнилась девочке и репродукция с изображением загадочной танцующей женщины. Лишь много позже она узнала в таинственной красавице «Саломею» Гюстава Моро…

Первый язык, на котором заговорила Катруся, — украинский. А читать и писать она начала по‑фран­цузски. Ей было шесть лет, когда родители пригласили в семью настоящую «мадемуазель». Француженка учила девочку не только языку, но и правилам этикета, манерам поведения за столом. В голодные 1930‑е годы эти знания вряд ли можно было применить на практике — еды в доме Кричевских было совсем мало. Однажды отец Катруси даже притащил домой кусок конины, который отрезал от павшей на улице лошади…

Образы, запечатлённые детской памятью, были предельно контрастны. Из окна своей спальни Катруся видела истощённых, умирающих крестьян… Иногда ночью она и родители просыпались от звука подъезжающего автомобиля, и весь дом наполнялся страхом — не случайно возле отцовской кровати стоял маленький чемоданчик с вещами первой не­об­хо­ди­мости.

И всё‑таки, радостных, счастливых воспоминаний было больше — о поездках в Шишаки, Крым, Хохитву… О красавице Роси, в которую так и хотелось окунуться. Вот только мама-художница усаживала дочку в саду позировать для портрета, «пока коровы не вернутся с поля». Время тянулось долго, коровы всё не шли, и на портрете получалась «надутая» Катруся.

Со своими знаменитыми дедами Катруся общалась нечасто. Иногда вместе с родителями она ходила в гости к Фёдору Кричевскому на Стрелецкую, 28. «В мастерской стоял большой стол, на котором было столько всего интересного — куски парчи, ленты, плахты, какие‑то тарелки и ещё разное добро. Дед Федя гнусавым басом говорил мне, чтобы я ничего не трогала. Он не любил, чтобы я называла его дедом — „Говори мне Федя!“», — вспоминает К. Кричевская 5. Но внучатая племянница нарочно звала его дедом, а тот «сердился и сопел». Родного деда, Василия Григорьевича, Катруся традиционно навещала в день рождения. «В одной из комнат сидели гости — киевская элита. В другой — дед со второй женой Ивгой. Мне сначала давали чай и пирожок, потом впускали к деду. Я его поздравляла, и вскоре мы шли домой» 6.

Когда началась война, Катрусе было неполных пятнадцать. Она заканчивала свой первый год обучения в художественной школе. В первые дни войны в семье ещё говорили о Бетховене, Гёте, великой немецкой культуре, но все иллюзии рассеялись, когда в направлении Бабьего Яра погнали колонны евреев. Среди них были и друзья Кричевских — врачи, сотрудники киевской кинофабрики, с которыми много лет работали Катрусины родители.

С этого дня девизом семьи стали слова: «Главное — выжить, ничто не длится вечно». В 1942 году при Киевском художественном институте организовали про­из­вод­ст­вен­но-художественные мастерские и открыли классы для учеников художественной школы. Там повзрослевшая Катруся продолжала учиться, а после обеда работала у архитектора Сергея Григорьева — он писал иконостасы, а Катрусе доверял рисовать лица ангелочков. Трудилась она и в производственных мастерских: чистила гипсовые отливки бюс­тов Т. Шевченко, делала номерные знаки по трафаретам. Когда мастерские закрыли, устроилась в художественную галерею на Владимирской, 38, владельцем которой был Николай Соломко. За полтора года через её руки прошли сотни великолепных произведений, которые за бесценок скупали немцы и вывозили из Киева. А однажды Катрусе посчастливилось приобрести три миниатюры своего деда — Василия Григорьевича. Удивительно, но они уцелели и до сих пор хранятся в её доме.

Почти невероятно, но сберег­лись и некоторые этюды самой Кат­руси. Летом 1943 года она приезжала в Хохитву, где рисовала с натуры «Присину хату». Тогда же вместе с близким другом Гогой Малаковым 7 участвовала во второй выставке молодых художников. На снимке из киевской газеты тех лет юные Катруся и Гога улыбаются в объектив, позируя на ступенях художественного музея. Катрусе — неполных 17, Гоге — 15…
Они ещё не знают, что скоро расстанутся навсегда. Но по секрету Катруся рассказала Гоге, что мечтает учиться в Париже и хочет найти там родного дядю, брата отца, Мыколу Кричевского 8. В конце сентября 1943 года семья принимает трудное решение — ехать на Запад. Собираются быстро, оставляя дома всё, кроме картин. И все жё Катруся берёт в дорогу любимую игрушку — облезлого, со швами от детских операций, плюшевого медвежонка Ханю…

На Запад

Эта дорога растянулась на годы. По сути, в пути прошла вся юность Катруси. Ничего общего с приятным путешествием — жизнь в страхе, на чемоданах, конечный пункт поездки неизвестен…

Первая остановка — Прага. Обосноваться там Кричевским помогают старый киевский друг и соученик отца по гимназии Вратислав Вайгль-Вит и Вадим Щербакивский 9. По совету Вайгля Катруся получает разрешение у оккупационных немецких властей на учёбу в знаменитой Пражской художественно-промышленной школе, которую 20 лет назад окончил её «дядько Мыкола». Какой‑то офицер, посмотрев Катрусины рисунки, ставит нужную подпись, и она приступает к учёбе. Днём — разработка орнаментов тканей, после обеда — рисунок, три раза в неделю — рисование фигуры. А ещё — геометрия, химия, перспектива, анатомия. Отец тем временем пишет пражские пейзажи и разносит их по галереям. Немцы охотно покупают эти работы — видимо, на память об одном из красивейших городов Европы, который им вот-вот придётся оставить…

Вторая остановка — Вена, куда Кричевские переезжают в сентябре 1944‑го. Несмотря на постоянные бомбардировки и неустроенный быт, Катруся ежедневно посещает открывшуюся здесь Львовскую украинскую гимназию, а дополнительно занимается дома с преподавателем латынью. Учёба в гимназии заканчивается в 11 утра, а потом Катруся быстро-быстро бежит домой, чтобы успеть до воя сирен спрятаться в подвале.
Клеттендорф — Дрезден — Лейпциг — Кведлинбург — Нордхаузен — Мангейм — Гейдельберг… Остановки становятся всё короче, дорога к мечте — к Парижу — всё опаснее, испытания — всё суровее. Забитые до отказа людьми грузовые вагоны, лагеря для беженцев, поиски еды, сильные морозы последней военной зимы… По пути Кричевские теряют самое ценное — дорожный сундук, в котором были этюды, написанные родителями с натуры на взорванном Крещатике, и работы старых мастеров из семейной коллекции.

В апреле 1945‑го Кведлинбург заняли американцы. В городской ратуше Василию Кричевскому сообщили, что скоро его семья сможет вернуться домой, поскольку Кведлинбург войдёт в советскую оккупационную зону. «Быть возвращёнными на родину не входило в наши планы. Уверенность, что мы окажемся в сибирских лагерях, была стопроцентной», — рассказывает Катруся. А это значило, что нужно бежать дальше, добираться до мест, где их не достанут.

Даже в таких условиях Кричевские не прекращают творческую деятельность. В мангаймском лагере 10 Катрусин отец расписывает православную церковь, мама организовывает школу, где учит делать кукол и шить. По подвалам она находит старые матрасы, снимает с них ткань, красит и превращает в диковинные костюмы. Катруся поёт в украинском хоре, играет в театре. Художественные навыки пригодились и в совершенно неожиданном деле: Кричевские помогают своим бывшим соотечественникам подделывать документы, свидетельствующие о том, что они родились на территории Польши. За «польскими» украинцами НКВД не охотится.

Удивительно, но этюды, написанные в те годы Катрусей и её отцом, Василием Кричевским-младшим, преимущественно гармоничные мирные пейзажи. Никаких ужасов войны. Фото Катруси тех лет тоже поражают. С них смотрит изысканно одетая украинская красавица, иногда задумчивая, с грустинкой в глазах, но чаще светящаяся лучезарной улыбкой. «Мама не допускала, чтобы я была одета кое‑как. Из ничего шила мне фешенебельные наряды —„шик-брык-тра-ля-ля“», — вспоминает и задорно смеётся Катруся.

В Гейдельберге ей посчастливилось поучиться в одном из старейших европейских университетов. Здесь она ненадолго углубляется в историю философии, искусства, археологию. Атмосфера студенческой жизни, дружба с украинскими студентами действуют на неё, как лекарство. Но впереди новая и, кажется, долгосрочная остановка. Со слезами девушка прощается с Гейдельбергом. США, куда их должен доставить американский транспортный военный корабль, пугает. Неужели её мечте о Париже так и не суждено сбыться?!

Акварели Катруси Кричевской

Война разбросала большую семью Кричевских по всему миру: Василий Григорьевич оказался в далёкой Венесуэле, дед Фёдор остался Киеве, откуда был отправлен в ирпенскую «ссылку», Николай по‑прежнему жил в Париже, а Катруся с родителями осели в Калифорнии.
По приезде в Америку Василий Васильевич мыл туалеты, работал садовником, Катруся убирала и готовила в семье бывших одесситов, работала машинисткой. Первые пять лет в эмиграции оказались непростыми, но это была мирная жизнь в благополучной стране, где многое зависело от трудолюбия и упорства. А этого Кричевским было не занимать. Не хватало, пожалуй, только «мечты» — реализации в искусстве.

«Мечта» материализовалась в образе высокого элегантного «дядьки Мыколы», приплывшего кораблём «Liberté» из Парижа. Катруся встречала его в Нью-Йорке, волнуясь, боясь не узнать. Ведь это была их первая встреча. Сразу после приезда они отправились на этюды. Катруся наблюдала за работой Николая Васильевича, прислушивалась к его советам, пыталась писать по его «рецепту». Что‑то получалось, что‑то нет, но стало ясно: «Никакая муза не поведёт тебя за ручку! Нужно систематически рисовать…» 11 Катруся посещает школу рисования на Бродвее, помогает Святославу Гординскому и Якову Гнездовскому расписывать православные церкви, понемногу начинает выставлять и продавать свои акварели в галереях.

И вот, наконец, в 1959‑м она отправляется в Европу, чтобы поучиться живописи у своего дяди. Месяц в Венеции, потом этюды в Париже. «Целый день мы с Мыколой… рисовали. Каждый шаг, садись и рисуй! Едем к Новому мосту — сам просится на бумагу. Влажность добавляет, как и в Венеции, туманности, акварельности!» 12 В перерывах между работой — музеи, встречи с друзьями Мыколы, путешествия по Европе, такой знакомой и незнакомой — послевоенной, сытой, отстроенной. И, конечно, бесценные минуты общения с мастером и родным человеком.
Катруся рассказала, как однажды, убирая в доме дяди, обнаружила, что вместо совка тот использует картонку с изображением обнажённой женщины. Попросила взять эту картонку себе. Мыкола удивился: «А чем я буду собирать мусор?» — «Я куплю вместо этой дощечки совок», — ответила она. Дядя согласился на обмен, и Катруся получила драгоценный подарок — этюд Мыколы Кричевского, который и сейчас украшает её американскую гостиную.

Пожалуй, эта творческая экспедиция стала самым главным профессиональным «университетом» Катруси Кричевской. Под влиянием дяди оттачивается её собственный стиль. Написанные ею виды Парижа, Венеции, Гейдельберга, Сан-Франциско, Нью-Йорка становятся всё более мастерскими и уверенными. В них — естественность, лёгкость и утончённость. Много воздуха и света, чуть недосказанности. Романтическая аура, туманная дымка, поэтичность, но без излишней сентиментальности. Эти качества присущи лучшим Катрусиным акварелям. Щедро представлены в её творчестве и украинские сюжеты. Обладавшая, как и все Кричевские, феноменальной памятью, она воспроизводит любимые с детства пейзажи, не упуская мельчайших деталей. Такие работы всегда были востребованы среди украинцев, живущих за рубежом.

В 1959‑м в Нью-Йорке открывается первая персональная выставка Катруси, потом — выставки в Торонто, Чикаго, Вашингтоне, Лос-Анджелесе… Катерину Кричевскую знает весь украинский мир американского континента, но совсем не знает родная далёкая Украина…

Возвращение домой…

Жена, мать, бабушка и хранительница памяти о династии Кричевских. Вот, пожалуй, сегодняшние Катрусины приоритеты. Уже много лет она носит двойную фамилию — Кричевская-Росандич. Её муж, Слободан Драго Росандич — сын скульптора-эми­гран­та из Хорватии, музыкант по образованию. С пер­вого дня у них обнаружилось много общего: славянское происхождение, любовь к искусству, безупречное воспитание и традиционные семейные ценности. Но главное, что мягкий, галантный, романтичный Драго и энергичная, темпераментная красавица Катруся — гармоничная, любящая счастливая пара. Всегда рядом и дочь Лада, зять Герольд, внучка Меган.

Давно ушли из жизни родители Катруси — Василий и Елена Кричевские. Ещё в 1961‑м умер в Париже любимый «дядька Мыкола». В далёкой Венесуэле закончил свои земные дни дед Василий Григорьевич. Катрусе остались память и наследие, которыми она неутомимо и щедро делится с людьми.

В 1993 году Катруся вместе с мужем побывала в Киеве. Уезжала из него в 17 лет, вернулась в 67. Прошло ровно полвека — целая жизнь. В Борисполе её встречал Дима Малаков 13, младший брат Гоги Малакова, который провожал Катрусю в далёкий путь в 1943‑м. Потом были выставки в Украине, встречи со старыми друзьями и новые знакомства, меценатство. Катерина Кричевская-Росандич подарила музеям Украины сотни произведений представителей трёх поколений династии Кричевских, а также книги, документы, фотографии, памятные предметы…

Каждый день в её американском доме на Васач драйв начинается звонками в Украину и из Украины, отправкой десятков писем и посылок. И всякий раз, слыша её телефонное приветствие: «Оксано, це Катруся», радуюсь и я. В 2015‑м она открывала (по скайпу) выставку своих произведений «Двічі через океан» в Музее украинской диаспоры. А сейчас, накануне 90‑летия художницы, мы строим с ней новые «наполеоновские» планы: хотим устроить юбилейную выставку в нашем музее, сделать ремонт в трёх его залах, организовать благотворительный аукцион и перевезти в Украину работы друга семьи Кричевских Бориса Крюкова. Того самого, который дарил маленькой Катрусе сказки со своими иллюстрациями. И, возможно, «переселить» в Музей украинской диаспоры медвежонка Ханю, проделавшего вместе с Катрусей длинный-длинный путь. У Хани давно уже новая шубка и новые пуговицы-глазки…. А скоро будет и новый дом — в родном Киеве…

Примечания

1 Кричевский Василий Васильевич (1901–1978) — украинский живописец, график, художник кино. Кричевская Елена Евгеньевна (1892–1964) — украинская художница.
2 Крюков Борис Иванович (1895–1967) — украинский художник, график, театральный декоратор.
3 Кричевский Фёдор Григорьевич (1879–1947) — украинский художник, педагог, первый ректор Украинской Академии искусств.
4 Кричевский Василий Григорьевич (1873–1952) — украинский художник, график, архитектор, художник кино, педагог.
5 Кричевська К. Мої спогади. — К.: Родовід, 2006. — С. 45.
6 Из беседы, записанной автором статьи летом 2015 г.
7 Малаков Георгий Васильевич (1928–1979) — украинский график, заслуженный художник УССР.
8 Кричевский Николай Васильевич (1898–1961) — украинский художник, график.
9 Щербакивский Вадим Михайлович (1876–1957) — украинский этнолог, археолог, брат Евгении Михайловны Павловской-Щербакивской, второй жены В. Г. Кричевского.
10 ДиПи лагеря — (от англ. Dis­pla­ced Persons) — действующие в конце и после Второй мировой войны лагеря для беженцев на территории Западной Германии и Австрии, оккупированных американскими и британскими войсками.
11 Кричевська К. Цит. соч. —
С. 126.
12 Там же. — С. 154.
13 Малаков Дмитрий Васильевич (род. 1937) — киевовед, в 1993 г. — завотделом Музея истории Киева.