Возможен ли вообще в современной ситуации идеальный менеджер музея или идеальный музей, которых нельзя было бы заподозрить в связях с арт-рынком и истолковать последние как не противоречащие интересам музея? |
24.04.2012
В одном из комментариев экспертов по поводу увольнения Анатолия Мельника с поста директора Национального художественного музея Украины и назначения исполняющей его обязанности известной киевской галеристки прозвучало, что, согласно международным нормам, государственный музей не может возглавлять человек, имеющий отношение к арт-рынку.
Начнём с того, что в Кодексе этики работников музеев, утверждённом Международным советом музеев (ICOM), говорится о том, что им не следует занимать другую оплачиваемую должность или выполнять заказы другой стороны, если таковые вступают в противоречие с интересами музея или могут рассматриваться как противоречащие этим интересам (ст. 8.13). Но дело даже не в этом. Возможен ли вообще в современной ситуации идеальный менеджер музея или идеальный музей, которых нельзя было бы заподозрить в связях с арт-рынком и истолковать последние как не противоречащие интересам музея? Вряд ли.
Возьмём для примера деятельность не последнего в международном музейном сообществе человека — директора Лувра Анри Луаретта. В 2004 г. он подписывает соглашение с музеем города Атланты об организации там нескольких выставок произведений из луврской коллекции. В ответ американские филантропы жертвуют $6 млн. на нужды парижского музея. (Большинство музеев США фактически контролируются советами директоров, среди которых немало частных коллекционеров). Три года спустя Луаретт договаривается о строительстве филиала Лувра в Абу-Даби. Нетрудно догадаться, как отреагировала на это музейная и искусствоведческая общественность Франции — директора обвинили в приторговывании честным именем музея и разбазаривании национального культурного наследия. В 2008 г. Луаретт отдаёт под роспись потолок Зала бронзы известному американскому живописцу Саю Твомбли, который на тот момент входил в топ-50 наиболее продаваемых живущих художников. Пожалуйста, чем не повод для блюстителей музейной чистоты обвинить менеджера в продвижении интересов крупных дилеров и коллекционеров?
Далее, кураторы и хранители крупнейших музейных коллекций — неотъемлемая часть экспертного сообщества, обслуживающего арт-рынок. От их мнения часто зависит, попадёт та или иная работа на аукцион либо арт-ярмарку, какую денежную оценку она, в конце концов, получит. Посмотрим, к примеру, на состав отборочного комитета первой Международной ярмарки живописи старых мастеров «Paris Tableau», состоявшейся осенью прошлого года. Среди его членов кураторы Коллекции Фрика (Нью-Йорк), Музея Мауритцхёйс (Гаага), Государственных музеев Берлина, Музея искусств округа Лос-Анджелес. Подобные комиссии формируются оргкомитетами большинства крупных салонов и ярмарок. Конечно, ответственность здесь коллегиальная, и спорные решения, обсуждаемые преимущественно в узком кругу дилеров и коллекционеров, вряд ли могут навредить общественной репутации музеев, в которых работают эксперты, допустившие ошибку. Однако в случае особо громких скандалов, связанных с подделками произведений искусства, на свет вытягиваются не только имена экспертов, ответственных за легитимацию фальшивок, но и музеев, в которых они работают или работали. Так, осенью прошлого года масс-медиа вовсю «склоняли» имя искусствоведа Вернера Шписа, давшего путёвку в жизнь семи подделкам Вольфганга Бельтракки. Упоминалось и то, что специалист по творчеству Макса Эрнста ранее возглавлял парижский Центр Помпиду, курировал выставки в ряде других европейских музеев. Имеет ли место в подобных случаях конфликт интересов, упомянутый в Кодексе этики ІСОМ? Определённо. Ведь если директора музеев, пусть и бывшие, допускают (осознанно или неосознанно) такие промахи, то кому и чему же тогда верить?
С другой стороны, от ошибок никто не застрахован, да и вся история коллекций изобразительного искусства — это перманентная реатрибуция, работа над ошибками предшественников (дилеров, экспертов и собирателей). Должны ли музеи, во имя соблюдения чистоты репутации, избегать экспертной работы на рынке, контактов с дилерами, аукционными домами, коллекционерами? Да и возможно ли такое? Ведь это только украинские музейщики при пополнении фондов ограничиваются тем, что им дарят художники, меценаты или коллекционеры. Их коллеги из развитых стран ведут активную закупочную политику и для этого им необходимы контакты с многочисленными дилерами и аукционами. Нетрудно предположить, что поскольку даже богатые западные музеи не в состоянии конкурировать с деньгами арабских шейхов или русских миллиардеров, то отношения с участниками рынка они нередко вынуждены строить на взаимных уступках и услугах, не предусмотренных никакими этическими кодексами.
Не свободны от связей с арт-рынком, которые при желании можно трактовать по-разному, и менеджеры ведущих украинских музеев. Кто-то занимается экспертизой и консалтингом, кто-то устраивает сомнительные коммерческие выставки, кто-то использует административные возможности для продвижения собственного творчества. Иначе в наших условиях, очевидно, нельзя. Музейный мир, похоже, давно перерос детские штанишки этического кодекса ICOM. Кстати, и скроены они были в то время, когда в организации большое влияние имел СССР, где, как известно, никакого легального арт-рынка не было.
Елена Зикеева,
искусствовед, куратор, член Украинской секции AICA
Фото Motifake