Графические альбомы Адальберта Эрдели
Творчество Адальберта Эрдели в последнее десятилетие особенно привлекает внимание коллекционеров, музейщиков, исследователей. Выставки, статьи и монографии призваны расширить представление о мастере, чьи работы достаточно известны не только в Украине, но и в других странах Европы. Минувший юбилей дал повод говорить не только о таланте художника, но и о малоизученности его творческого пути. Живописное и литературное наследие Эрдели постепенно открывают свои тайны, однако полное осмысление его творчества в контексте отечественного и общеевропейского художественного процесса ещё не завершено.
Живописные работы Адальберта Эрдели неизменно пленяют зрителя мягким струением цвета. Портрет, пейзаж, натюрморт… Не столь важен изобразительный мотив, сколько мелодия, что льётся в каждом движении мазка — то корпусно-плотном, то едва набирающем краску. Возникает целостный, наполненный гармонией форм мир, где большое и малое взаимодополняют друг друга. Сплавленность предмета и пространства свидетельствует о едином ритме, который охватывает все проявления бытия.
Цветовые пласты в работах мастера можно созерцать бесконечно долго, находя созвучия и контрасты. Эта живописная стихия не обрушивается на зрителя шквалом ярких красок, но благородно и доверительно раскрывает себя постепенным движением линии чувств. И каждый мотив, каждый пейзаж либо «тихая жизнь» предметов воспринимаются как что-то знакомое с детства, родное до «сердечного щему».
Адальберт Эрдели — основоположник закарпатской живописной школы, «музейный» художник, корифей украинского искусства ХХ века. Но как рождались его полотна, восхищающие и завораживающие нас? Тайну мастерства могут приоткрыть рабочие тетради художника, хранившиеся в его доме и не предназначенные для сторонних глаз. В трёх альбомах, что ныне находятся в коллекции галереи «НюАрт», представлены 134 графические композиции, выполненные сепией либо графитным карандашом. Эти альбомы словно позволяют войти в «святая святых», в мастерскую художника, проследить ход его творческой мысли, беглое движение руки, фиксирующей отточенный замысел. Каждый рисунок — лакмус мастерства, здесь ничто не закамуфлировано, не спрятано под покров эмоций цвета…
Дуга округлого стола, с ней в ритм круглится ваза, бокал стеклянный на высокой ножке рифмуется с сосудом, увенчанным букетом. Ещё три яблока и вертикали линий как след от занавески. Так просто, лаконично художник строит натюрморт.
В другом эскизе мастер меняет роли, но «играют» аналогичные предметы. Ваза, дальняя родственница греческой амфоры, поставлена перед картиной; их стройные вертикали перезвоном линий возносят парадность звучания, пышные цветы и раскидистые ветви аранжируют мелодию, а округлый прозрачный сосуд перекликается с чашкой и плодами на столе. Штриховка легко уточняет тени, моделируя объём.
Мы встречаем в эскизах и любимый художником прямоугольный металлический поднос с зеркальной поверхностью. Он поставлен под углом, создавая иллюзию глубины пространства, на нём размещены чайные приборы и бокал с цветами. Овалы форм, диагонали линий — всё в соразмерности, без диссонанса.
Когда ж пейзаж запечатлел художник, и тут господствует округлость форм и мягкое теченье линий. Изгиб реки, её неспешное движенье проходит меж раскидистых деревьев. Их пышность крон то закрывает горы, то вдруг раздвинется как занавес и выведет на сцену вершины дальние в тумане.
Рисунки живут вполне самостоятельной жизнью. Однако многие из них, несомненно, послужили эскизами для живописных композиций. Аналогии очевидны, как очевиден и путь трансформации графического решения в живописное. Но тут, тем не менее, возникает ощущение, что ясность графических ритмов не покидает живописное полотно. Графика растворена в мерцании цвета, и всё же её конструктивность изнутри удерживает ясность композиционного построения.
Слово «гармония» не раз звучит в текстах художника. Это, вероятно, его ключ к постижению мира. Искусствоведы-критики окрестили мастера экспрессионистом. Однако заметим, что экспрессивность-эмоциональность Эрдели особого рода, без крайнего напряжения и без деструкции форм. Альбомы его рисунков подтверждают то, что линейные ритмы были основой в режиссуре композиции.
В графике Эрдели, в том, как линия широко охватывает предмет, передавая одновременно и форму, и окружающее её пространство, чувствуются уроки Шимона Холлоши. Невольно вспоминается, что Илья Репин, будучи профессором Петербургской Академии художеств, настоятельно советовал своим воспитанникам ездить в Мюнхен учиться рисунку. В мюнхенской частной школе словацкого художника Антона Ашбе обучались Игорь Грабарь, Дмитрий Кардовский, Александр Мурашко, Иван Билибин. А школу венгерского мастера Шимона Холлоши прошли Мстислав Добужинский, Кузьма Петров-Водкин, Владимир Фаворский, Алексей Кравченко. Может быть, именно эта общность основ сближает Эрдели и Петрова-Водкина в построении пространства натюрмортов, где линеарная крепость форм словно силой земного притяжения удерживает предметы, увиденные сверху и под углом, в динамике осей, в зеркальных отражениях, в сферической перспективе.
Мир натюрмортов Поля Сезанна — структурно-организованный, с его онтологией форм, восходящих к ясной геометрии «цилиндра, шара, конуса», с острым столкновением пространственности мира и плоскостности картины — также зримо присутствует в рисунках Адальберта Эрдели, но не на уровне узнаваемых мотивов, а на глубинном и одновременно более свободном уровне воспринятых закономерностей. Кто только не стремился следовать за Сезанном! Достаточно назвать русских «сезаннистов», художников объединения «Бубновый валет», столь разнообразных в своём творчестве. Вспомним натюрморты Ильи Машкова и Александра Куприна: они, как и у Адальберта Эрдели, построены на акцентированном круглении форм, весомых и величавых.
В европейских художественных столицах Эрдели не чувствовал себя ни странником, ни завоевателем. Он целеустремлённо и последовательно осваивал и адаптировал то, что было близко его внутренним творческим установкам. И, кажется, столь же естественно и легко добивался успеха. Ещё в период учёбы в Будапеште, в Венгерском королевском художественном институте, он был приглашён на пленэр в Кечкемет, где рядом с ним работали такие известные мастера, как Карой Ференци и Ференц Олдяи.
В период пребывания в Мюнхене Эрдели было предложено сотрудничество в газете «Augsburger Abendzeitung» в качестве исполнителя шаржей (известно, что для этого издания в 1924 г. художник запечатлел Адольфа Гитлера во время судебного процесса в Мюнхене). С жанром шаржа мастер не расставался на протяжении всей последующей жизни — он, вероятно, спасал его от невыносимости слишком серьёзного восприятия людей и событий. Немало страниц отведено шаржам и в упомянутых альбомах.
В 1923 г. выставка работ Эрдели прошла в знаменитом Glaspalast (Стеклянном дворце). Большую часть экспозиции занимали портреты, представлявшие известных в Мюнхене людей. Интерес к портретному жанру был благодатен: художник получал заказы, а кроме того, совершенствовал своё мастерство и имел возможность путешествовать, обогащая запас знаний и впечатлений в Италии и Швейцарии. В этих краях высокое искусство соперничает с прекрасной природой; классика Высокого Возрождения, пышность итальянского барокко и необычайная красота швейцарских горных ландшафтов — не они ли утвердили молодого художника в преданности и верности законам искусства и жанру пейзажа?
Из зарубежных поездок Адальберт Эрдели всегда возвращался домой, в родное Прикарпатье, где ему так хотелось реализовать все творческие замыслы и наполнить художественный мир новыми энергиями, новым ритмом той культуры, что родилась и возмужала в его душе. Эта внутренняя культура переплавила исконно национальные и европейские традиции, многовековое почитание природы и столь же долгое, из столетия в столетие переходящее культивирование ценностей искусства. Творческие силы Эрдели искали воплощения там, где в жизненном пространстве было ещё так мало мастеров-художников. В Ужгороде он вместе с Иосифом Бокшаем открывает школу рисунка; его личный путь отмечен подъёмом и успешными выставками в Брно, Ужгороде, Праге, и, наконец, в Париже, где работы Эрдели были представлены в 1930 г. в галерее на Елисейских полях.
С 1929 г. Адальберт Эрдели плодотворно работал в международной группе художников, обосновавшейся в живописном месте Франции возле замка Гаржилес. Но не менее важной была его постоянная, на протяжении двух лет, «работа» в музеях и галереях Парижа — эмоциональная, аналитическая, творческая. Художник суммировал свои наблюдения следующим образом: «В Париже, где создаётся мировое направление, ведут лишь пять-шесть единиц: представителем фигурального преувеличения есть Ван-Донген, размаха — Вламинк, вибрирующей цветистости — Дюффи, нежно-белых блесков серости — Утрилло, синтетического равновесия серо-бурых тонов — Модильяни, силы линий — Фуджита и типичного нового классицизма или неоклассицизма — Дерен. Это художественное направление захватило почти целое поколение, но кульминационной точкой магического искусства есть Сезанн».
Сезанновская трактовка законов построения картины ощутима в живописи и особенно в графике А. Эрдели. Но мастер наполнил эти законы своей поэтикой, мягкой, изысканно камерной интонацией. Его пейзажи и натюрморты отмечены нежной цветовой моделировкой, своеобразием цветовой партитуры. Возможно, природа Прикарпатья оставила свой след в душе, в целостности мировосприятия художника. Но классика высокого искусства дала огранку его работам. Её след — как проба на металле — особенно хорошо виден в рисунке.
Ольга Лагутенко, доктор искусствоведения
Полную версию статьи читайте в журнале “Антиквар”, №11, 2011 г.