О своей коллекции рассказывает академик НАН Украины, директор Института сцинтилляционных материалов Борис Гринёв.
О своей коллекции рассказывает академик НАН Украины, директор Института сцинтилляционных материалов Борис Гринёв.
— Борис Викторович, мы знаем вас как коллекционера и мецената, в научных кругах вы известны как крупный учёный. Не могли бы вы объяснить нам, что означает это непонятное слово «сцинтилляционный»?
— Сцинтилляторами называют материалы, которые начинают светиться под действием электромагнитных излучений, таких как радиация, альфа-, бета-, гамма-лучи, то есть, они невидимое делают видимым. Если вы помните мультимедийный проект Виктора Сидоренко «Жернова времени», который сначала был представлен на 50-й Венецианской биеннале, а потом и у нас в Киеве, то светящийся синий конус — это как раз сцинтиллятор, сделанный у нас в Институте. А в другом проекте Виктора Дмитриевича — «Ноев ковчег», демонстрировавшемся в галерее «Коллекция», была светящаяся голова, будто вмурованная в ледяную глыбу, — это тоже сделано в сцинтилляторе, и опять-таки не без нашей помощи. Так что мы прикоснулись к современному искусству и даже поучаствовали в Биеннале.
— Когда у вас возник интерес к живописи?
— Примерно в середине 1990-х гг., после защиты докторской, потому что до этого всё было посвящено физике. А потом, когда появилась возможность уделить время чему-то другому, пришло понимание того, что искусство — это не только экспонаты, выставленные в музеях. Оно может окружать тебя и дома, и в рабочем кабинете. После того, как в семье появились первые художественные объекты, как в первый раз обманули на рынке, продав подделку, мы с женой стали «въезжать» в тему.
В. Игуменцев. У речки. 2004.
— А какие были ваши первые приобретения?
— Начинали мы с антикварных произведений, а первой подделкой, попавшей в дом, был Харлампий Костанди. Вскоре после того, как у нас появились его работы, я увидел такие же в Киеве в одной антикварной лавке, а ещё позже в аукционном каталоге. И кроме рам, там ничего настоящего не было. Купили мы их в Харькове у антиквара, который уже умер, да и магазина теперь нет. К слову, у него мы приобретали потом и хорошие работы. Но с байками, которыми сопровождается продажа «липовых» вещей, столкнулись. Как человек науки я проанализировал ситуацию, и она подсказала мне одну идею, которую я, правда, ещё не осуществил, — оборудовать в Харькове химическую лабораторию. Все возможности для этого есть: есть химики и техники, есть оборудование для научных исследований, которое можно адаптировать к искусству. Мы уже выпустили весьма полезную для коллекционеров книгу «Подписи и монограммы художников Украины». Первое издание в одном томе раскупили очень быстро. Вслед за ним вышло второе, уже в двух томах.
Такими были наши первые шаги в коллекционировании. Довольно скоро мы с женой решили уйти от антиквариата и сосредоточиться на современном искусстве. Тогда, в середине и конце 1990-х у художников фактически ничего не покупалось, и у них скопилось много работ. Мы начали работать с авторами, ходить по мастерским, делать выставки, проводить акции, издавать буклеты, книги, альбомы, и, конечно, покупать. В 2006 г. 90% нашей коллекции было показано на выставке «Passinato» в Харьковском художественном музее и опубликовано в каталоге, выпущенном к этой выставке.
— Тем не менее, у вас много классических работ.
— Да, есть и классические. Но сейчас коллекция изменилась — наступил очередной этап, когда не хочется ограничиваться тем, на чём мы все выросли и любовь к чему заложена с детства. К сожалению, в Украине не прививается интерес к современному искусству, как это происходит на Западе, где такое искусство представлено в музеях, куда детей водят с раннего возраста: они сидят, рисуют в залах, смотрят, учатся… Нам приходится всё это навёрстывать. Мы с супругой бываем на Биеннале, при каждом приезде и даже проезде через Париж, если есть хоть несколько часов, стараемся попасть на крупные выставки, в Центр Помпиду и т. д.
Всё, что связано с так называемой украинской альтернативой, собрано примерно за последние три года — то есть за время, когда мы переориентировали свою коллекцию. Искусство не стоит на месте, и по мере того, как ты открываешь для себя что-то новое, начинаешь жить этим, ты сам движешься вперёд. Когда я занимался только академической работой, было больше времени для общения с художниками. В последние месяцы, к сожалению, я не могу себе этого позволить. Но этим занимается супруга, — коллекция же наша общая.
Мы много читаем, — сейчас появилась интересная переводная литература об искусстве, о том, что оно из себя представляет. Прочитали, например, последние книги о Дали. Когда понимаешь, что это некий «товарный знак», и в музеях его подлинные работы — лишь те, что созданы примерно до начала 50-х годов, а всё остальное сделано другими людьми, наступают шок и прозрение. Современные мастера, — тот же Мураками, — это уже «фабрики». В лучшем случае художник на клочке бумаги нарисует что-то, а потом десятки людей запускают это в большое производство. Возникла целая индустрия искусства, а люди отдают за это большие деньги. Украина, на мой взгляд, сейчас очень хорошо развивается в художественном отношении, и наше «молодое искусство» ничем не отличается от того, что делается на Западе, — нужны только идеи, чтобы молодёжь не «обезьянничала», а двигалась вперёд. Я верю, что будут прорывы, обязательно найдутся свои Дали и Пикассо.
— С точки зрения формирования коллекции вы шли от классического наследия к авангарду. Есть ли у вас представление о своей идеальной коллекции? Что в ней должно ещё появиться?
— Безусловно, собрание будет расти, меняться, возможно, в нём появятся какие-то новые разделы, но от классической части я отказываться не собираюсь. Сейчас в основном нас интересует contemporary-art и работы 1960-х–1980-х гг., которые мы в последнее время нередко приобретаем на аукционах. Вот Щербатенко, например, — с аукциона «Украинская альтернатива. ХХ».
У меня всегда было желание создать в Харькове музей по типу Музея современного изобразительного искусства Украины в Киеве. Ведь наша коллекция примерно такого же плана, как и та, что выставлена в этом музее: я вижу много работ, которые приобретались в тех же мастерских, где покупали и мы, — просто у нас не было возможности приобретать работы большого формата, поскольку не было помещений для их хранения. В Харькове я не раз поднимал вопрос о создании частного музея, и уже даже нашли для него место, но всё это было связано с определёнными расходами, которые трудно было понести одному. Компаньонов я не нашёл, и поэтому всё приостановилось. Но в городе фактически уже создан музей частных коллекций: принято решение, выделяются какие-то деньги. В его основу легло очень хорошее собрание харьковского коллекционера Ильи Лучковского. В рамках этого музея можно было бы представить и «классическую» часть нашего собрания.
— У вас не возникало желания собирать работы какого-то конкретного автора, того же Юрия Щербатенко, например?
— Несколько художников представлены в нашей коллекции от первых работ, включая дипломные и преддипломные, до последних. Есть, скажем, ретроспектива Александра Судакова — наверное, больше сотни картин. Есть большая подборка произведений талантливого украинского графика Виктора Игуменцева. В прошлом году его работы выставлялись в Национальном художественном музее, а мы издали книгу об этом мастере.
— То есть, параллельно вы ведёте ещё и обширную издательскую деятельность. У вас есть какая-то специальная структура?
— Существует редакция, которая занимается изданием серии научной литературы «Современное состояние и перспективы развития функциональных материалов». Там же мы готовим по два-три художественных издания в год. Вот, к примеру, 5 марта в Харьковском музее открылась выставка к 90-летию со дня рождения Бориса Жукова. Это потрясающий художник, который встречался со Сталиным, писал его портреты. Умер он в середине 70-х. У нас в коллекции есть шесть его работ. К выставке вместе с семьёй Жукова мы выпустили буклет. К нам часто обращаются с подобными просьбами, и мы всегда стараемся помочь.
— Насколько мы знаем, вы активно сотрудничаете с Харьковским музеем…
— И с Харьковским, и с Музеем русского искусства в Киеве. А наша акция «Путями Васильковского. Взгляд через столетие», охватывает всю Украину. Участвующие в ней художники работают на пленэрах в тех местах, где создавал свои произведения Сергей Васильковский. Потом по итогам этих пленэров мы устраиваем выставки. В рамках акции состоялось около 20 выставок в больших и маленьких музеях Украины.
— Для осуществления таких проектов необходимо прилагать невероятные организационные усилия…
— Работает группа людей — искусствоведы, художники, акция зарегистрирована, то есть у нас есть на неё авторские права. В общем-то, это такое хобби, можно сказать…
— Скорее не хобби, а масштабная профессиональная деятельность, которая влияет на ситуацию в искусстве и художественной жизни страны.
— Это уже стало частью нашей жизни… Мы действительно делаем важную культурологическую работу. Эта акция хороша, потому что она даёт возможность связать искусство XIX в. с современным художественным процессом, проследить преемственность традиций. Кроме того, она очень познавательна. В Полтаве, например, на протяжении месяца, пока экспонировалась выставка, на неё водили студентов, учащихся техникумов, колледжей. Мне это очень понравилось… Поскольку в проекте принимают участие профессиональные художники, нередко со званиями, выставляемые работы в большинстве своём очень высокого уровня. Такая цельная тематически сбитая коллекция сама по себе представляет значительный интерес.
— Какова дальнейшая судьба этих картин?
— Вероятно, подарим их какому-нибудь музею. Только в нашей домашней коллекции таких пленэрных работ больше 130. А вообще их было создано более 400. Находятся они у художников, какие-то вещи уже проданы, но существует каталог, где зафиксированы все эти картины, места, где они были написаны, даты проведения пленэров, — то есть учёт ведётся. Акция проводится в местах, где Васильковский работал более 100 лет назад. Тогда существовала та же проблема, что и сейчас: памятники ветшали, погибали, и целью архитектурной комиссии, в состав которой входил Васильковский, было выявить, описать, зарисовать те объекты, которые государство должно охранять и сохранять. Когда современные художники работают в тех же местах, получает своё продолжение то, что делал наш выдающийся соотечественник много лет назад. В маленьких городках, где проходят пленэры, нечасто случается, чтобы можно было посмотреть, как работают живописцы. Получаются, по сути, передвижные выставки, благодаря которым люди знакомятся с хорошими художниками и их творчеством у себя дома. Поэтому эти акции пользуются такой популярностью. Проходят они один или два раза в год. Обычно в них участвуют от пяти до восьми художников, причём группа формируется таким образом: четверо приезжают из Харькова, так как Васильковский был харьковчанином — тут жил, тут похоронен, завещал свою коллекцию Харьковскому музею, а четверо приглашаются из того региона, куда мы выезжаем. Пленэр длится 7–10 дней, обычно в разное время года. Но летом художники не очень любят работать, потому что слишком много зелени, и она, по их словам, «забивает» практически всё. По этой причине им больше нравится приезжать весной, когда всё расцветает, осенью и даже зимой, когда преобладают другие цвета.
— Не может ли произойти так, что вы выберете какой-то архитектурный памятник, запечатлённый Васильковским, приедете туда, — а там уже ничего этого нет?
— Всё решается заранее. Вот есть, например, у Васильковского работа «Двор в Опошне». Мы звоним, спрашиваем, сохранились ли эти мазанки, можно ли где-то остановиться, то есть сперва проводится вся подготовительная работа, а потом уже осуществляется выезд.
— Благодаря таким поездкам у вас складывается представление о художественной жизни в регионах. Вы как-то обобщаете, систематизируете эту информацию?
— В альбоме «Путями Васильковского» это отчасти отражено. Очень хорошо видно, как школы отличаются друг от друга. А что касается культурной жизни в регионах, то она достаточно насыщенная.
— В акции участвует много молодых художников, даже студентов училищ…
— Да, они работают рядом с именитыми мастерами, и я это всячески поощряю. Талантливую молодёжь специально отбирают, приглашают. У нас есть чудесные работы «contemporary» очень хорошей художницы Жемчужниковой. Когда она начала участвовать в акциях, была ещё студенткой IV курса. Так получается, что многие живописцы после наших пленэров сразу попадают в Союз художников. То есть, участие в них очень помогает. Для некоторых начинающих живописцев первой в жизни выставкой была именно выставка пленэрных работ. Мы как организаторы отбираем по одной картине каждого художника, и лучшие из них попадают потом в передвижную экспозицию.
— Вернёмся к украинской альтернативе. Кто из художников 60–80-х гг. представлен в вашей коллекции?
— Щербатенко, о котором мы уже упоминали, Тетянич, Голосий, Гейко, Ермилов. К слову, мы помогали издавать альбом Ермилова, и там есть картины из нашей коллекции. Принадлежащие нам работы можно увидеть и во многих других книгах, которые выходят в Украине. В частности, в альбоме-монографии «Виталий Куликов», выпущенной издательством «Родовід» в 2009 г. На выставке, которая проходила в Харьковском музее, мы представили 40 авторов, работ которых в музее нет, а всего мы показали там около 150 произведений.
— Вы приобретаете предметы коллекции навсегда?
— Если мы и продаём работы, то в крайне редких случаях. К счастью, всё, что мы выставляли на торги, не покупалось, возвращалось домой, в коллекцию. Каждый раз это было сопряжено с определёнными моральными потерями, я переживал до конца аукциона, и когда картина не продавалась, оставался очень доволен.
— Ваша коллекция — это такой «живой организм», который постоянно развивается. Присутствует ли какой-то момент спонтанности в её формировании?
— Нет, не думаю. На её формирование очень влияет моя супруга. Все решения мы принимаем вместе. Недавно купили очень хорошую Горскую, приобрели также работу Вайнштейна, картину Вайсберга с последней выставки в галерее «Дукат».
— Чисто психологически есть разница, когда в интерьере висит классическая живопись и когда альтернативное искусство?
— Альтернативная картина — это всё равно цветовое пятно, которое может раздражать, может успокаивать, но в конечном счёте, когда к нему привыкаешь, оно уже на тебя особо не действует. Хотя, как видите, «Стычку» Щербатенко я повесил напротив двери, а «Вечное движение» Власенко напротив стола. Как-то один из сотрудников сказал, что надо поменять их местами. Но я не могу этого сделать, потому что если передо мной будет висеть Щербатенко, я буду иначе реагировать на появление людей в кабинете. Лучше я буду смотреть в вечность, чтобы принимать правильные решения… Когда дома снимаешь какую-то работу со стены, пустоту замечаешь мгновенно, и привыкнуть к этому невозможно. Недавно две моих картины три месяца находились в «АртКапитале» на выставке и на аукционе, — я мучился, пока не закончились торги, и я не повесил их с удовольствием на место.
— А зачем же вы тогда их туда отдавали?
— Интересно было попробовать. С другой стороны, важно, чтобы работы прошли через каталоги, чтобы о них узнали, чтобы появились журнальные статьи, в том числе в серьёзных академических изданиях. Очень приятно, что четыре наших работы находятся в постоянной экспозиции Харьковского художественного музея. Я убеждён, что коллекция должна жить, ездить, её должны видеть, ведь в конечном счёте это достояние нашего государства.
Беседовали Анастасия Васильева и Анна Шерман.
Опубликовано в журнале “Антиквар”, март 2011