Материал из журнала «Антиквар» #98: Ревитализация культурного наследия
Вот уже пять лет, как принял своих первых посетителей историко-культурный комплекс «Замок-музей Радомысль». За это время здесь побывало более 120 тысяч человек, и каждый из них мог не только открыть для себя такое уникальное явление, как украинская домашняя икона, насладиться окружающим пейзажем и освоить старинный рецепт изготовления бумаги, но и убедиться в том, какие чудеса происходят благодаря людям, у которых есть мечта, воля, ответственность за начатое дело и судьбу своей страны. Всеми этими качествами обладает инициатор создания комплекса, доктор медицинских наук, коллекционер и меценат Ольга Богомолец.
— Трудно поверить, что за каких-то 10 лет заброшенная мельница превратилась в великолепный историко-культурный комплекс, включённый в международный туристический маршрут. Но с чего же всё началось?
— С коллекции. Мне очень хотелось, чтобы её увидели люди, и потому я начала искать место для музея. Коллекция большая, но главное для меня не количество экспонатов, а те выводы, которые можно сделать в процессе её изучения. Я не отношу себя к коллекционерам, я скорее аналитик, хотя стала им отнюдь не сразу. Поначалу вообще не очень понимала, что собираю — главным было желание спасти выброшенные и покалеченные иконы от гибели. И только со временем стала вникать в материал и осознала, что, собственно, оказалось в моих руках.
— То есть как коллекционер вы росли вместе со своей коллекцией?
— Я выбирала иконы не потому, что они были ценными или редкими. Покупала только то, что трогало душу и оказывалось доступным по цене. У меня не было искусствоведческого образования, не было коллекционерского подхода, да и цель была — просто спасти от уничтожения… Но когда я поняла, что натолкнулась на доселе неизвестное, неизученное и неописанное явление, захотелось открыть его людям. Сделать это в подвале собственного дома было невозможно. Пять лет ушло на безуспешные походы по всем муниципальным кабинетам с просьбой дать мне в аренду помещение под музей. На меня смотрели, как на ненормальную… Потом возникла идея сделать музей на воде: я уже присмотрела дешёвый пантон, выяснила, что можно установить там климат-контроль и таким образом сделать вполне пригодным для экспонирования предметов искусства. Я представляла, как мой плавающий музей зайдёт через Босфор в средиземноморские порты, а люди, которые придут в него, по сути, переступят порог Украины и узнают мою страну с удивительной и прекрасной стороны. И вдруг оказалось, что дальше Каневской плотины такая платформа не доплывёт. В общем, осталась я у разбитого корыта. Для покупки достойного помещения в Киеве не было денег. Куда дальше двигаться — не понимала, все мои идеи были исчерпаны…
И вот, в какой-то из вечеров наткнулась на газетное объявление о продаже мельницы по цене дешёвого автомобиля в неизвестном мне городе Житомирской области. Буквально на следующий день приехала туда по совершенно убитой дороге. Было уже темно, меня встретил хозяин с фонарём. Первые ощущения оказались незабываемыми: оглушительный жабий хор, горы мусора, в котором ноги просто утопали, грязь и стоящая посреди этого огромная развалина. Я попала на городскую свалку… Хозяин между тем открывает дверь, я захожу в помещение и вместо смрада ощущаю приятный, знакомый с детства запах патоки. С потолка свисают сталактиты из обросшей зерном паутины, огромные, как в фильмах ужасов, но при этом не пугающие, а умиротворяющие. Парадокс… У меня не было ни минуты сомнений: я знала, что мой музей будет именно тут и что эта старая мельница станет Домом для моих икон.
Читайте также: Радомышль – город на семи холмах и трёх китах
Друзья говорили: «Что ты делаешь? Кто туда поедет — ни дорог, ни электричества». Всё правда, но я ничего этого будто не видела… Мне было там хорошо, меня всё устраивало, и я понимала, что моим иконам там тоже будет лучше, чем в каком-то суперсовременном помещении с подсветкой. Это была любовь с первого взгляда… В общем, я купила мельницу.
— У вас было ясное представление о том, как именно вы хотите обустроить это пространство?
— Не было ни ясного представления, ни бизнес-плана, но «очі бояться — руки роблять». Руководствовалась строительной логикой и режимом здоровой экономии. Нельзя было, к примеру, сделать новую крышу, не заменив перед тем опорные столбы на всех этажах. На это ушло три года… Но главное, что при обследовании, которое я сделала ещё до покупки, не обнаружилось трещин в фундаменте и капитальных стенах. Это значило, что требовалась только реставрация. И это существенно упрощало дело.
Поскольку в здании с толщиной стен в полтора метра планировку менять было нереально, я приняла объект со всеми его особенностями. Теперь предстояло в него вжиться, чтобы решить, где будут устроены музейные залы и как именно разместится в них экспозиция. Коллекция в то время ещё не была структурирована, так что сделать это оказалось очень непросто.
— Но на сегодняшний день собрание икон — лишь одно из подразделений комплекса «Замок Радомысль»?
— Всё остальное нужно для того, чтобы поддерживать работу музея и иметь деньги на реставрацию экспонатов. Ведь мы не получаем никакой помощи от государства. Поэтому постепенно, год за годом, в структуре комплекса появились мини-отель, ресторан, парк-музей, средневековый тир, папирня. Понимание того, как должен выглядеть сам музей, вызревало постепенно. Пять лет мы занимались исключительно ремонтными работами и реставрацией — только на изготовление шестиметровых дубовых опорных столбов ушло полгода. Всё делалось руками местных мастеров: с помощью домкратов они поднимали перекрытия, заменяли балки и столбы и так продвигались вверх от этажа к этажу. Параллельно приводили в порядок наружные стены. Для меня важно было не переусердствовать, поэтому реставрировали только те места, которые нельзя было не трогать, а внутренние поверхности стен просто вручную чистили наждачкой.
Старались ничего кардинально не менять и в ландшафте. Первые несколько месяцев вывозили мусор, потом чистили болото, на котором росли деревья. В какой-то момент стало ясно, что его нужно осушить, а вслед за тем выяснить, откуда течёт вода, выкачать оттуда машиной грязь и песок, углубив таким образом русло. Не привозя никакого грунта, мы намыли его сами и получили твердь, которая стала ландшафтным парком. Но самое интересное, что когда-то давно эти острова здесь были.
— Неужели не существовало никакого проекта, по которому велась реконструкция?
— Это была не реконструкция, а реставрация! В то же время мы понимали, что нужно, например, сделать канализацию. А где закопать цистерны, если вокруг скала? Наконец, нашли подходящее место во внутреннем дворе. Начали копать и обнаружили засыпанную когда-то комнату. Решили оборудовать там один из залов, а для цистерны поискать другое место. То есть приходилось постоянно что-то корректировать и принимать решения по ситуации.
Даже название мы выбрали не сразу: были варианты «Этнопарк», «Музей-усадьба» и многие другие. Однако люди, приезжавшие к нам, потом писали в Интернете, что побывали в Радомышльском замке. Стало ясно, что с точки зрения маркетинга правильнее использовать топоним. Но он является названием города, значит нужно платить городу, а это дополнительные расходы. Поэтому я приняла решение взять средневековое название города — Радомысль. Подумала также, что иностранным туристам — а в том, что они здесь будут, я не сомневалась с самого начала — гораздо проще будет произносить «Радомысль», чем «Радомышль» с неудобной для них буквой «ш». Только к концу пятого года начала вырисовываться планировка экспозиций. А ещё нужно было позаботиться об отоплении и о том, чтобы уставшие с дороги люди могли где-то поесть и отдохнуть, то есть создать инфраструктуру для будущей работы музея.
— Но покупали вы дом именно как мельницу?
— Разумеется. Хотя меня удивляло, почему у этой мельницы бойницы вместо окон и почему она такая большая? Конечно, могли что-то достраивать и перестраивать, но всё равно она не была похожа на мельницы, которые я помнила с детства. И вдруг мы в архивах находим информацию о том, что в XVII–XVIІІ веках на этом месте размещалась папирня, основанная Елисеем Плетенецким. Налаживать производство в ней помогали немцы, которые селились тут же — в немецкой слободе. К концу XVIІІ столетия от папирни уже ничего не осталось кроме названия местности. А через 200 лет на её фундаменте построили мельницу.
Мне захотелось возродить память о Елисее Плетенецком, и в 2009 году, когда музей ещё не работал, я рассказала скульптору Владу Волосенко, каким вижу памятник этому выдающемуся человеку. Для меня были важны несколько моментов: бегущая река как символ времени, лодка как символ жизни, фигура монаха, олицетворяющая человеческую сущность, книга как символ знаний и горящая свеча — ведь мы приходим в этот мир, чтобы отдавать свой свет и своё тепло. Для медиков свеча уже давно обрела особый смысл: «Светя другим — сгораю сам»… Когда памятник был готов, мы нашли гравюру с изображением Елисея Плетенецкого. Его лицо оказалось очень похожим на лицо нашего монаха в лодке…
Освятил памятник Блаженнейший митрополит Владимир. Для Радомышля, население которого практически полностью обновилось после Второй мировой войны, и открытие памятника, связанного с историей города, и приезд митрополита имели огромное значение. У Радомышля, как и многих других мест Украины, давняя и драматическая судьба. Когда-то здесь было поселение древлян, уничтоженное княгиней Ольгой, намного позже — в период Руины — в городе располагалась резиденция Петра Могилы и именно в Радомысле, по предположению историков, в 1715 году могла быть подписана Житомирская уния. В годы противостояния православия и католицизма город приобрёл стратегическое значение, стал форпостом Киево-Печерской лавры, потому что дальше, по сути, православия не было. В XIX веке через Радомышль пролегала черта оседлости евреев. Он был еврейским городом с населением более 10 тысяч человек! Потом начались еврейские погромы, с 1918 года — сотни и тысячи убитых. Но большинство людей в городе об этом не помнит… И не только об этом…
Когда после пяти лет реставрации мы открыли в 2011 году экспозицию музея, удобств в замке ещё не было. Воду брали из скважины, картошку готовили в печке, но мы постепенно развивались: сделали канализацию, закупили оборудование для трапезной, а ещё выложили брусчаткой территорию! Этого бы мы никогда не осилили, но помог европейский грант.
— Какой зал был открыт первым?
— Зал украинских домашних иконостасов. Он сложился в моей голове довольно быстро, потому что иконостасные иконы большие, и они хорошо ложатся в пространстве. Я думала о том, как экскурсовод поведёт группу, что покажет, где остановится для более обстоятельного рассказа. Но самое главное — мне хотелось, чтобы люди чувствовали себя среди икон, как дома. Я приезжала, раскладывала по ночам на полу все образа, а потом перекладывала их так и эдак, пока не возникало ощущения полной гармонии. И только потом технические работники крепили всё к стенам…
Вслед за этим залом появился второй, где были представлены народные иконы из разных регионов Украины. К тому времени я уже хорошо в них разбиралась и знала, какая откуда происходит. Через очень непохожие по стилю письма памятники мне хотелось показать, какие мы, украинцы, разные — настолько разные, что даже образ Бога видим по-разному. В этой разности наша сила, но именно христианство объединило когда-то разобщённый народ со своими традициями, говорами, оберегами, вышивками и танцами в единое целое.
Я строила экспозиции по каждой области и пыталась представить, как они будут соединяться в пространстве, как будут «звучать» рядом друг с другом. Иконы на стекле, например, показала отдельно, Западную Украину — с одной стороны, Центральную — с другой. А ещё следила, чтобы сюжеты не повторялись, чтобы каждая икона была интересна для рассказа, и чтобы они гармонично смотрелись вместе.
— Экскурсия по региональному залу действительно впечатляет, поскольку очевидны и различия, и общность каких-то черт.
— Человек, увидевший гуцульскую икону, точно будет знать, что она не из Чернигова. По сути, пройдя два раза с экскурсией, можно стать начинающим экспертом. Вероятно, впечатлил вас и уголок «репрессированных» икон. Однажды я совершенно случайно купила на барахолке скрыню, сделанную из образóв с отрубленными головами. Потом стали попадаться иконы с выколотыми глазами… Я всё не могла решить, показывать их или нет. И после долгих размышлений пришла к выводу, что нужно. Мы должны сами себе признаться в том, что с нами происходило, и, возможно, в будущем люди задумаются перед тем, как что-то уничтожать и кого-то убивать. Это зал нашей истории и нашей совести. А ещё — рассказ о том, через что прошли эти иконы, прежде чем обрели свой новый дом. Ведь все эти символы нашей веры оказались ненужными, выброшенными людьми или проданными за копейки…
Потом появился обрядовый зал, где выставлены иконы, которые когда-то были в церквях, а потом стали домашними. Пожалуй, самым трудным оказался для меня Богородичный зал, в котором собраны все сюжеты, начиная от зачатия Пресвятой Девы до Успения. Когда я их покупала, то даже не знала, что там изображено, не знала имён персонажей. Просто встречалась с ними глазами и понимала, что это моё. Уже потом стала читать литературу и разбираться в тонкостях иконографии.
— То есть атрибуция икон шла параллельно с вашим самообразованием?
— Да, причём я постоянно натыкалась на жёсткую критику. Даже люди, которые ко мне хорошо относились, говорили: «Что ты покупаешь? Зачем тебе этот хлам, эти доски помалёванные? Купи нормальную коллекционную вещь». Потом была борьба с нашими искусствоведами и знатоками. Они не принимали моего термина «домашняя икона», говорили, что он неправильный, что икона бывает «хатняя», «примитивная», «наивная». А я настаивала на том, что и профессиональная икона может быть домашней, потому что дом — это не обязательно хата. Дом — это философское пространство, это иерархия человеческих отношений и чувств, это грань между своим и чужим. В музее, кстати, есть домашняя икона царской семьи, написанная в честь чудесного спасения Александра III и его близких при крушении поезда в 1888 году…
Недавно я закончила монографию о домашней иконе, за последние восемь лет опубликовала десятки статей и четыре книги, где она представлена как абсолютно самобытное явление, стоявшее на пути эволюции нашей веры от язычества к христианству. Мне хочется, чтобы люди узнали и полюбили её, ведь во все времена этническая домашняя икона была оберегом дома, оберегом украинской семьи. Важно не воспринимать её лишь как произведение искусства, потому что главное в ней совсем другое. Поняв домашнюю икону, можно понять психологию и мышление людей, населявших земли Украины. Именно поэтому музей носит название «Душа Украины».
Иконы, которые искусствоведы называют примитивными, вовсе не примитивные, они «первісні», то есть находящиеся максимально близко к истокам веры. Глядя на них, я понимала, какой символ веры был нужен человеку в давние времена. И чем больше мне объясняли, что домашней иконы нет, тем больше я укреплялась в мысли, что она есть. Просто никто не успел её «рассекретить». И вот теперь мне предстояло сделать для этой иконы Дом.
Не стану рассказывать, сколько пришлось за него повоевать. Как только никому не нужная заброшенная мельница была отреставрирована и превращена в музей, а вместо гор мусора и болота появился парк со старинными скульптурами, нас начали жёстко выживать и вытеснять. Кроме угроз, поваленных заборов, уничтоженных растений мы получили 12 судебных исков о запрете работы музея, сносе памятника Елисею Плетенецкому и т. п. Истинная цель местных царьков — забрать уже отреставрированное здание. Если бы не мой муж Игорь, который всё время был рядом и ограждал меня от судов, доносов, клеветы и унизительных походов по инстанциям, я вряд ли бы смогла выстоять в борьбе с системой и той властью.
Но, несмотря ни на что, музей открылся. И в этом году мы празднуем его пятилетие! Здесь многое кажется необычным и непривычным. Некоторые экспонаты, например, можно и нужно трогать. Ещё считается, что в музее обязательно должны быть надписи под экспонатами. Мол, что за музей без этикеток? И они даже были когда-то расклеены. А потом я их убрала, невзирая на критику музейщиков. Потому что мне нужен не стандартный музей, а дом, где пахнет травами и испечённым хлебом, дом для икон, которые много лет были сиротами. Все угрызения совести по поводу необходимости этикеток развеялись, когда я в этом году побывала в бостонском музее Изабеллы Стюарт Гарднер и не увидела там ни одной подписи под экспонатами. Все они — на специальных планшетах с раскладкой по каждой стене, и любой при желании может ими воспользоваться. Я тоже со временем сделаю такие…
— Удивительно, но я только теперь поняла, что в залах и в самом деле нет этикеток — не возникало ощущения, что чего-то не хватает.
— В музее нет ни одного «опознавательного знака», в нём действительно трудно без экскурсовода. Но когда-нибудь у нас будет аудиогид, потому что многие любят ходить по залам самостоятельно, всматриваться, сравнивать, размышлять. Пока что просто нет финансовой возможности это сделать. Вряд ли необходимо объяснять, что решение большинства вопросов требует денег. Поэтому я стала задумываться о том, как сделать музей самоокупаемым. Нужно было, как ребёнка, поставить его на ноги, чтобы он смог существовать и без меня… Передать своё детище государству я не готова — не доверяю ему. В моём представлении о музее мог бы заботиться специальный фонд, однако на сегодняшний день он ещё не создан.
— Расскажите о сотрудниках «Замка». Это местные кадры?
— Да, все экскурсоводы и персонал — жители Радомышля. Первых гидов я готовила сама. Всё им показывала, рассказывала, потом мы сделали текст экскурсии, которую они обязаны были выучить. Многие не прошли испытание, а те, кто остался, развиваются, набираются опыта.
— Я почувствовала, что экскурсовод свободно владеет материалом. Это был не просто вызубренный текст…
— От эмоций экскурсовода зависят эмоции посетителей. И если гости музея выйдут взволнованные, удивлённые, вдохновлённые, значит экскурсия удалась. Они поделятся своими впечатлениями с другими людьми, которые к нам приедут, и музей будет жить…
— Вы сказали, что хотели создать дом для икон, но получилось гораздо больше — пространство, которое можно назвать миром для икон.
— В древности понятие «дом» подразумевало не только жилище, но и всё, что было вокруг, — колодец, сад, пасеку, могилы предков… Икона не могла существовать без людей, она была частью дома и окошечком в другой мир. Поэтому я стала потихоньку наполнять пространство предметами, которые, собственно, этот дом и создавали. Появились коллекции старых фотографий, подсвечников и сундуков, детских колыбелек и игрушек, утвари, инструментов, тканых и вышитых рушников. Все они формируют ещё одно пространство в музее, причём многие экспонаты намеренно размещены под потолком. Сейчас я готовлю по ним специальную экскурсию, рабочее название которой «Тайны и традиции дома». Она появится в следующем году, а в этом будет открыта новая экспозиция в Замковой башне — залы с иконами святых целителей, святого Николая, святого Михаила, Юрия Змиеборца, святого Устиниана (с иконы которого началась моя коллекция), экспозиция икон Бога Саваофа, часовня с образом Богородицы с радугой. Экскурсия по новому пути будет называться «Секреты Замковой башни».
Через предметы, попавшие в мою коллекцию, открывались удивительные вещи. Я, к примеру, никак не могла понять, почему на иконах так часто изображались покровители пчеловодства. Неужели украинцы настолько сильно любили мёд? А потом догадалась, что он был второстепенным продуктом пчеловодства, а основным — воск. Из него и свечи делали, и краски для первых энкаустических икон, и как герметик использовали — а чем ещё окно или кадку залепить? Много оказалось разных таких открытий…
Очень важен был ландшафт вокруг музея — два водопада, создающие неповторимый микроклимат, скала, которая уходит на многие километры вглубь. Хотелось ничего не испортить, сохранить всё — даже лягушачий хор, который покорил меня в первый приезд. Единственное, что из-за болота здесь не было растений. В течение десяти лет я их высаживала. Многие не прижились, но те, что остались, выглядят так, будто росли тут много-много лет. Благодаря им, а также оригинальным каменным скульптурам и мостикам создаётся ощущение старого парка. Мне ещё предстоит разработать отдельную экскурсию, посвящённую парку-музею и тем чувствам и эмоциям, которые здесь возникают. Это будет рассказ о вечности и истории, счастье и уважении, любви и верности, взаимопонимании и прощении…
— Вы сказали, что сделали множество открытий. Какие оказались для вас самыми важными?
— Первое открытие — папирня. Я ведь о ней ничего не знала, а вот директор Украинского культурного центра в Эстонии Анатолий Лютюк знал! Мы познакомились с ним на конференции по иконописи. Он рассказал, что у них тоже есть своя «папирня», а потом говорит: «Приезжайте, мы делаем бумагу по старым рецептам и вас научим». И они действительно научили. Потом я нашла в Интернете гравюры XVII века c изображением бумажных мануфактур, мы сделали чертежи, и столяр изготовил по ним оборудование. Как оказалось, ничего сложного там нет.
Второе открытие — то, что наш музей и город Радомышль стоят на знаменитом «Пути королей», который проходил через восемь европейских стран и заканчивался в Киеве. «Замок Радомысль» стал первым в Украине объектом, получившим диплом «Via Regia». По удивительному совпадению в замковом отеле было восемь номеров. Мне это показалось символичным… Я решила в каждой из восьми стран найти человека, который, как и основатель радомысльской папирни, был просветителем своего народа, и дать гостевым комнатам их имена! Мы изучили историю каждой страны и составили список из нескольких десятков имён. Не понравилось мне, правда, то, что в нём оказалось мало женщин. И мы снова принялись искать. В новом списке женщин уже было не меньше, чем мужчин. Так появился номер «Ефросиния» — в честь просветительницы Белоруссии Ефросинии Полоцкой, номер «Тереза», названный именем святой, причисленной в католическом мире к Учителям Церкви. Номер «Анна» назван в честь дочери Ярослава Мудрого, научившей французский двор читать и писать… Таким образом каждый из номеров отеля «Via Regia» превратился в мини-музей, который представляет ту или иную страну. Позже добавились ещё два номера в башне. Они посвящены Гите Уэссекской — английской принцессе, ставшей первой женой Владимира Мономаха, и Елизавете — дочери Ярослава Мудрого, супруге норвежского короля Харальда III. То есть приезжающие сюда украинцы будут узнавать новое и о своей стране. Они поймут, что Украина всегда была частью Европы, но советская власть стёрла нашу историю и, что самое страшное, стёрла гордость за своё отечество. Отсюда и комплекс «меншовартості», порождающий большинство наших проблем. «Замок Радомысль» — это как раз то место, где человек может открыть для себя другую Украину, испытать гордость за свою культуру, за свой народ, узнать, какими мы были, и поверить в то, что мы станем ещё сильнее и ещё лучше.
— Я знаю, что уже несколько лет на территории замка проводятся различные фестивали. Чему они посвящены?
— Три года назад впервые прошёл фестиваль музыки Шопена под открытым небом. Когда-то я была на подобном фестивале в Польше. Слушать классическую музыку, лёжа на травке и глядя на проплывающие в небе тучки, — непередаваемое удовольствие! Я решила сделать такой же фестиваль в Украине, потому что классическая музыка в стенах филармонии или консерватории доступна ограниченному кругу людей — тем, кто привык туда ходить. Но если мы хотим, чтобы классика затронула сердца молодёжи, то преподносить её нужно по-другому. После долгих переговоров с Польским посольством и Польским институтом (а Польша — одна из стран «Via Regia») мы совместно сделали этот фестиваль. В будущем планируем организовывать такие же фестивали и по другим странам «Пути королей».
Весной на территории Замка проходит «Ирисфест». Пять лет назад всемирно известный ирисовод Игорь Хорош подарил нам уникальную коллекцию цветов, в которой есть сорта «Лина Костенко», «Снег во Флоренции», «Гиацинтовое Солнце»… Стоит приехать сюда в мае-июне, когда на скалах и в замковом парке зацветает наш ирисарий — это необыкновенно и незабываемо!
Летом в Замке успешно прошёл фестиваль «Аристократическая Украина» — показ этнической и стилизованной украинской одежды. Моделями были самые обычные женщины. Их рост, вес и объём талии абсолютно не были важны. Нас интересовало совсем другое: знают ли эти женщины историю своего рода, и что этот род сделал для Украины. Немаловажно и то, что модельеры и компании, приглашённые на наше мероприятие, делают одежду «украинских размеров», причём это вовсе не эксклюзивные вещи, а то, что может себе позволить каждый… Деньги, вырученные во время фестивалей, идут на поддержку семей воинов, погибших в АТО.
Я думаю, что люди, побывавшие в нашем музее, поучаствовавшие в наших мероприятиях, уезжают отсюда с ощущением, будто им открылась некая истина, «семейная тайна», которая даёт новое понимание самих себя…
— И, возможно, делает их чуть-чуть счастливее…
— Для этого у нас есть специальный остров! К сожалению, люди мало задумываются о том, что им нужно для счастья. Чаще просто сидят и жалуются, что всё плохо. А если попытаться сказать самому себе в чём оно, это счастье, то обрести его будет уже проще. Но до чего же, оказывается, трудно найти всего несколько важных слов… На нашем Острове счастья есть специальный почтовый ящик, сделанный из старого улья, куда каждый может положить записку с заветным желанием. Эти записки очень разные, они оставлены и взрослыми, и детьми… Возможно, когда-нибудь они лягут в основу исследования «Что нужно украинцам для счастья»… Во многих из них есть мечта, а ведь это и есть тот мостик, который ведёт к счастью. Быть может, вы мечтали завести собаку, научиться танцевать, рисовать, играть на флейте, но у вас не было времени или денег, а потом вы решили, что уже поздно? Слушайте своё сердце, учитесь, потому что самореализация даст вам то, чего вы многие годы были лишены. Разве это не счастье?
А ещё у нас есть Остров любви — не «кохання», а именно «любви», что совсем не одно и то же. Потому что «любовь» — это не только отношения между мужчиной и женщиной, а любовь к родине, к природе, к искусству… К этому острову ведёт каменный Мостик верности, опять же, не супружеской, а верности своим идеалам. Есть Мостик взаимопонимания и Мостик прощения, есть Площадь вечности, с которой начинается музей, и Площадь истории, есть арка с девятью колоколами… Это действительно целый мир, и он переносит нас в другое измерение, где жизнь воспринимается иначе… Знаете, в украинском языке есть такое слово «щастьоліття». Оно означает и возраст — 80 лет, и состояние души, её способность радоваться каждому дню и каждому часу. Но для того, чтобы войти в «щастьоліття», нужно уметь любить и уметь прощать. Я надеюсь, что здесь, в Радомысле, люди приблизятся к пониманию этих простых и очень мудрых вещей.